Гибридная война в Сирии – урок остальным странам
ФОТО: © Sputnik/ Владимир Федоренко
Опубликовано: «Ритм Евразии». 12.02.2018.
По прошествии семи лет разрушений Сирии менее всего ясно, когда и чем закончится необъявленная война, в которой нет даже единства тыла и фронта. В политическом урегулировании сирийского кризиса заинтересованы и ответственно курируют переговорный процесс Россия и Казахстан при поддержке Ирана и Турции. К мирным сирийским переговорам в Астане и Сочи ни ЕС, ни Америка непричастны. Какого рода перемены ожидают Сирию и Ближний Восток? На вопросы «Ритма Евразии» ответил Дмитрий Евстафьев – арабист, эксперт-политолог, профессор НИУ «Высшая школа экономики».
– Дмитрий Геннадьевич, национальный сирийский диалог в Сочи вынес решение по пересмотру Конституции Сирии. Как вами оценивается дипломатический эксперимент и его итог?
– Конгресс в Сочи – куда лучше, чем «элитарные» тусовки в Женеве и Дохе, где присутствуют некие «общественные деятели», которые непонятно кого представляют. Главные достижения сочинского формата – прозрачность процесса и понятность того, какие силы за кем стоят.
Конечно, сочинский нацдиалог имеет некоторые издержки. В рамках такого формата можно договориться только о наиболее общих позициях, которые затем уточняются в рамках «узких» групп. Но такова сегодняшняя ситуация: Сирии невозможно навязать мирное урегулирование «сверху», от имени элитных групп, не имеющих авторитета и проживающих в значительной части вне Сирии.
В заявлении по итогам Сочинского конгресса содержится основа будущей Конституции Сирии, которую просто надо облечь в определенные политические институты и процедуры.
– А как понимать операцию Анкары «Оливковая ветвь» накануне Сочинского конгресса?
– На мой взгляд, с «Оливковой ветвью» у Эрдогана просто сдали нервы, но в чем-то я его понимаю. Слишком нагло американцы игнорировали его позицию и обеспокоенности. Вероятно, они не верили, что он способен открыто против них выступить. Теперь будут верить… В этом смысле Турция, вернее турецкий лидер, своих целей добился, несмотря на, мягко говоря, «бледные» военные итоги операции.
– Астанинские встречи по сирийскому вопросу, сопровождаемые западными медиа трехэтажной критикой, линия Москвы в политическом урегулировании кризиса и сами мирные переговоры в Астане имеют вес?
– Без России никакой интегрированный диалог в принципе был бы невозможен, попытки диалога распадались бы на «тусовки», каждая из которых контролировалась своим «спонсором». А как результат – мы шли бы к ситуации политической «анклавизации» Сирии, подобно тому, как военная анклавизация была основной тенденцией до того, как Россия начала операцию против террористов.
Для Казахстана опыт участия в такого рода политических процессах был «первой пробой пера». Политическое посредничество – это довольно сложная вещь, к которой надо быть готовым и политически, и организационно, и психологически. В этом смысле Астанинский процесс уж точно «комом» не был. А вот появление Казахстана в качестве независимой и комфортной площадки для сирийского политического процесса оказалось неприятным для некоторых глобальных сил – для США и Саудовской Аравии, это очень показательно. И что там предпринимались неимоверные усилия для того, чтобы девальвировать ценность Астанинского процесса, – очевидно. Причем довольно жесткими методами.
Остается надеяться, что наши казахстанские партнеры не испугаются, ибо дело же не только в сирийском политическом процессе. Дело в перспективе превращения Астаны в одну из принципиальных, наиболее востребованных площадок для политических процессов в принципе. А это дорогого стоит.
– При всей сложности в отношениях ключевых игроков в Сирии и их разнополярности насколько реальна встреча лидеров (России, США, Турции, КСА, Ирана и Израиля)?
– Я остаюсь при своей точке зрения: переформатирование Ближнего Востока, причем не только политическое, но и территориальное, – неизбежно. Успех России в Сирии гарантирует, что это переформатирование, во всяком случае на первом этапе, не будет направлено против интересов и безопасности нашей страны. Военный успех России в Сирии и возможный успех политической реконструкции этой страны дает шанс на то, что эта модернизация не приведет к возникновению вызовов для других регионов. Но все развитие ситуации в Сирии и в целом на Ближнем Востоке говорит, что само по себе изменение структуры Ближнего Востока является неизбежным. А это значит, что диалог между ключевыми игроками – региональными и внерегиональными – не просто желателен, а критичен.
Готовы ли эти игроки к нему? США точно не готовы. Они считают, что все, что с ними произошло на Ближнем Востоке в последние три года, – случайность, которую они исправят, если не за счет информационного и политического манипулирования, то за счет «гибридных войн» против тех, кого они считают «врагами».
А Саудовская Аравия? Не уверен, что в КСА готовы к предметному диалогу о будущем региона. Так что – не сейчас.
Что можно и нужно сейчас, так это расширенный экспертный диалог на различных уровнях, где вырабатывались бы предельные рамки переформатирования Ближнего Востока.
– Что вы подразумеваете под территориальным переформатированием? Разве не за целостность и суверенитет Сирии гибнут сирийцы?
– Те сирийцы, которые сражались и сражаются на стороне легитимного правительства Башара Асада, – гибнут, во-первых, за свое будущее и выживание своих семей и родственников. Они бились, и бились во многом героически, что бы кто ни говорил, – за будущее Сирии как надрелигиозного, вернее религиозно спокойного государства, и самого демократического и светски ориентированного государства на Ближнем Востоке. Во-вторых, чтобы самим определять свою судьбу, а не для того, чтобы внешние силы принимали решения, даже не задумываясь, например, о том, что вдоль трассы какого-нибудь газопровода живут люди.
Говоря о территориальном переформатировании Ближнего Востока, я имею в виду то известное обстоятельство, что большая часть государств региона имеет искусственно созданную конфигурацию. Которая может поддерживаться, только пока соответствующее государство сильно, социальная структура адекватна, а политическая система достаточна гибка, чтобы выдержать несколько ударов. Заметим, что я не упомянул экономику. И Сирия, увы, — классический пример такого искусственно сконструированного государства, не будем себя обманывать. Это не Египет, который имеет в целом исторически обусловленную территорию.
Мы наблюдали на Ближнем Востоке частичное переформатирование: распался Судан. То сливались, то разливались два Йемена… Кто сказал, что это случайные процессы?
В Сирии периода гражданской войны, а особенно в 2013-2015 гг., речь шла о том, что она в качестве единого и относительно централизованного государства прекратит свое существование и фактически (а впоследствии, вероятно, и юридически) будет поделена между соседями, которые эту территорию «метили». Причем не только Израиль или Турция – известные региональные хищники, но и вполне вегетарианская Иордания.
То, что сирийцы смогли сохранить свою территориальную целостность, дает им большой шанс при условии успешной политической реконструкции быть активным участником переформатирования Ближнего Востока не в качестве объекта, а в качестве субъекта. А если и потерять какие-то территории, о контроле над которыми еще три года назад никто и не заикался, то и одновременно прирастить важные участки, которые сейчас принадлежат менее стойким и мудрым соседям. Согласимся, что в регионе достаточно государств, которые в ходе пресловутой «арабской весны» сделали немудрый геополитический выбор. Им теперь придется оплачивать и «банкет», и «бой посуды».
А сирийцы… Региональными гегемонами они, конечно, не будут, но если вновь не допустят ошибок второй половины «нулевых», то могут стать важной региональной силой, центром Большого Леванта, ключевого в экономическом отношении центра. А уж как в плане государственного устройства это будет организовано – вопрос не второй, а даже десятый. Государственность на Ближнем Востоке – вещь флюидная.
– Как сочетать вашу идею переформатирования Ближнего Востока с принципами территориальной целостности, закладываемой в Конституцию Сирии?
– Это разноуровневые, если хотите, разнопорядковые явления. Конституция Сирии с заложенным в неё принципом территориальной целостности является способом завершения гражданской войны (одной из целей которой было расчленение Сирии), она есть платформа для выстраивания новой системы власти не в абстрактном пространстве и не в двух-трех кварталах Дамаска, а на понятной всем территории.
Переформатирование региона – куда более длительный процесс, фокус которого, если политическая реконструкция Сирии удастся и там возникнет адекватная новым условиям система власти, переместится из Сирии (где он находился в последние лет 5-7) в другое место. Пока не вполне понятно куда. И устойчивая система власти, закрепленная в Конституции Сирии, – гарантия того, что переформатирование не будет осуществляться за её счет. Но переформатирование региона пока выглядит неизбежным. В 2018 г. оно выглядит более неизбежным, нежели в 2011-2012 гг.
– Какие геополитические силы раскачивают ситуацию на Ближнем Востоке, с вашей точки зрения?
– Думаю, что ситуация вокруг Сирии в целом для крупнейших геополитических игроков «отыграна», и сейчас мы наблюдаем либо «фантомные боли» за бесцельно прожитые годы и потраченные впустую миллиарды (США), либо попытки политическими методами получить непропорциональное влияние (ЕС), либо откровенный мандраж относительно того, куда развернется вектор исламского радикализма (Саудовская Аравия).
Маловероятно, чтобы кто-то вновь попытался раскачать ситуацию в Сирии. То есть определенный «ресурс времени», чтобы спокойно заниматься экономическим восстановлением и политическим конструированием, имеется, вопрос в профессионализме посредников и желании участников.
Фокусов развития процессов в регионе, думается, будет два с половиной.
Первый – вторая волна индустриализации Египта. И если у президента А.-Ф. ас-Сиси хотя бы частично получится реализовать заявленные планы, региональная экономическая и – как следствие – политическая картина станет другой. Появится страна, которая будет обладать всем комплексом потенциала и компетенций регионального лидера.
Второй – борьба за саудовское наследство. Думается, всем специалистам понятно, что Саудовская Аравия уже никогда не будет иметь того влияния на Ближнем Востоке и в исламском мире, какое имела в нулевые и начале десятых годов. Вопрос в том, насколько она сможет сохраниться в качестве значимой региональной силы. И варианты ответов на этот вопрос – очень разные.
Половинка фокуса – перспективы дальнейшего обострения отношений США и Ирана, но, как ни странно, эти процессы – позитивные или негативные – будут происходить на периферии Ближнего Востока, в районе Персидского залива, тем более что у Ирана есть не только западный вектор интересов (через Ирак в Сирию), но и восточный (на Пакистан). Хотя на ситуацию в Сирии они будут иметь непосредственное влияние, определяя, насколько Сирия останется частью выстраиваемой Ираном очень сложной геоэкономической системы. Но для региона в целом этот фактор все же не дотягивает до полноценной «единицы».
– Террористическое сборище смогло поставить мир на «уши» и пополняет ряды новобранцами из России и Центральной Азии. Совбез ООН в состоянии установить, какая страна вооружает дьяволов?
– Северный Кавказ и граничащее с Россией Закавказье и страны ЦА были приоритетными для радикальных исламистов, этого они никогда не скрывали. Поэтому Россия действовала на перспективу, исходя из долгосрочного, как теперь понятно, совершенно правильного понимания ситуации.
Конечно, ООН и ключевые страны прекрасно знают, кто, как и почему. Да и спонсоры ближневосточного террористического сообщества не сильно и скрывались в 2012-2015 годах, когда успех был близок, почти осязаем. Спонсоры и ИГИЛ, и «ан-Нусры», и других террористических организаций засветились по полной. Ключевые страны должны договориться о прекращении поставок вооружения группировкам, признанным террористическими.
Я бы не исключал и временное оружейное эмбарго на период мирного урегулирования и политического диалога, хотя это поставит правительство Сирии в более сложное положение. Безответственные решения США в сфере поставок вооружения и поддержки своих клиентов из числа сирийских группировок привели к очень опасной дестабилизации на севере Сирии. Тут есть над чем подумать, особенно, если исламистский нарыв в Идлибе будет изолирован и купирован, и если политическое урегулирование войдет в практическую фазу.
– Каков ваш прогноз по экономическому становлению Сирии?
– Экономика в странах Ближнего Востока возрождается относительно быстро, с низового уровня. Там не настолько важна инфраструктура, не настолько принципиальны социальные сервисы, как в Европе. К тому же структура экономики самой Сирии способствует относительно быстрому восстановлению. Стоит учитывать, что целый ряд экономически значимых районов, например Латакия, избежал полного разрушения. Уже сейчас все говорит о том, что в «стабилизированных» районах Сирии идет экономическое оживление, возвращаются «сбежавшие» из страны деньги, возвращаются люди.
Главное – исключить возможность новой дестабилизации ситуации. И в этом смысле политическая реконструкция Сирии, создание новой архитектуры власти сейчас важнее экономического развития. А экономическое развитие, оформление экономически значимых слоев и групп – это будет уже элементом «точной настройки» системы власти в новой Сирии. Но до этого момента еще много воды утечет.